Когда-то мне — ветеринарному врачу по образованию, довелось поработать на выставке экзотических животных, о чём у меня уже была статья под названием «Будни выставки экзотических животных — какие они?».
Неподдельный интерес и любопытство нашего народа вообще, и посетителей выставки экзотических животных, в частности, проявляемые к необычному и непривычному пока ещё в наших краях, экзотическому зверью, вполне объяснимы и понятны.
Всем нам небезразличны как судьбы исчезающих с лица Земли видов животного мира, так и одиночные судьбы и жизнь милых, полюбившихся зверюшек, которых мы сами или наши детишки приглядели в городском или заезжем зоопарке, подобном тому, о котором я пишу.
И потому многие посетители выставки, в основном, конечно, дети, заглядывали к нам по нескольку раз, а некоторые – и два-три раза на день, с перерывом на обед, чтоб ещё и ещё увидеть, чем же занимается сейчас, например, их любимица – енот Нюша или смешной обезьяний ребёнок Федечка, бегающий свободно из клетки в клетку «по гостям»…
Или – а не проснулись ли чудные, трогательные «лорики», которые спят почти весь день, а зрителям – ну, так же хочется увидеть их потешные мордашки с огромными «обиженными» глазками…
Множество разных животных – покрупнее и помельче – есть на кого попялить глаза, – сидят, лежат, ползают, прыгают и плавают тут и там в своих террариумах, клетках, бассейнах, – так, что глаза разбегаются!
В центре же всей этой композиции восседали в высоких железных клетках четыре огромных тропических попугая – Арнольд, Фёдор, Малыш и Анна.
Трое из них были говорящие, и то и дело поражали публику меткими, смешными репликами. А иногда, на потеху всем, затевали между собой самую что ни на есть настоящую перебранку!
– Арнольд – дурак! – кричал Фёдор.
– Арнольд – хороший! – отвечал Арнольд.
– Арнольд – дурак! – распалялся и ещё громче кричал Фёдор.
– Арнольд – хороший! – отвечал, начиная злиться, Арнольд.
– Убью! – кричал Фёдор.
– Давай выпьем, пока никто не видит, – предлагал тогда Арнольд.
Иногда они устраивали настоящую битву, насколько позволяли им клетки.
И тогда, расходившись, они даже кидали друг в друга тем, что было «под лапой» – семечками, орехами, огрызками яблок и изо всех сил долбили в ярости прутья решётки своими крепкими железными клювами. Арнольд был ярким, красно-зелёным попугаем, а Фёдор ослеплял публику оперением цвета синего тропического неба с жёлтыми вставками на груди и крыльях.
Большой, пушистый Малыш-какаду был белоснежным, с нежно-розовым, пуховым «подшёрстком», жемчужно просвечивающим сквозь верхнее белое одеяние, и с огромным, чудной красоты хохолком на голове, который он то складывал, то вдруг вздыбливал, демонстрируя его почтеннейшей публике.
Он был самым ласковым и ручным из всех попугаев выставки, и только его одного и разрешалось гладить и трогать. И дети, и взрослые доверчиво тянули к нему руки сквозь решётку, пытаясь погладить, а он доверчиво подставлял им голову и шейку, закрывая глаза от удовольствия.
А вот попугаиха Анна была, что называется «никакая». Она не разговаривала, не подставляла для глаженья ни голову, ни шейку, ничего такого не вытворяла и просто сидела в своей клетке, просто ела и пила, что дают, и просто смотрела на всех «просто круглыми попугайскими глазами».
С утра, пока народу было мало, попугаи были не особо разговорчивыми. Но по мере заполнения зала посетителями, общительные «птички» начинали всё больше оживляться и со всё более возрастающим энтузиазмом и охотой демонстрировали публике свои навыки в искусстве беседы.
И если с утра, вставши не с той ноги, они осыпали друг друга проклятиями, то теперь, обласканные публикой, они уже применяли в разговоре более интеллигентные фразы и обороты – такие как «простите меня, пожалуйста!», «извините», «ах, хорошая птичка!», а также – «давай поцелуемся».
Они важно кивали друг другу головами, жеманничали, вытягивались во весь рост, стараясь показаться больше и значительнее, и чаще расправляли крылья и хлопали ими.
Попугаи-то «умеют» говорить на человечьем языке. А вот обезьяны, например, разговаривают на своём собственном наречии.
Учёные, изучая язык различных видов обезьян, пришли к выводу, что у них, действительно, есть отдельные звуки и сигналы – «слова», которыми они выражают различные эмоциональные состояния, команды, просьбы, звуки тревоги – причём, на различные виды опасности у них – отдельные «конкретные слова».
И интонации у них тоже очень варьируются. Это может быть и ласковое урчание по отношению к партнёру, что обозначает, например, – «давай-ка, я тебе в шёрстке поищу», и недовольное «отстань, не теперь», и агрессивное: «уйди с глаз по-хорошему», и полное нежности и любви: «Иди ко мне, моя прелесть!» и т.д.
В статье о яванских макаках я писала совсем немного об их трепетном отношении друг к другу, но это лишь поверхностное описание – в жизни они ещё интереснее.
А ещё были на выставке два интереснейших персонажа — Яша и Маша, зелёные мартышки, являющие собой весьма колоритную парочку.
И о них – в следующей статье под названием «Будни выставки экзотов – какие они? Про безответную обезьянью любовь».
Марина Дудидна-Гришко
