Например, не стоит входить в положение строителей. Пусть простят меня добросовестные строители, которые никогда не нарушают сроков сдачи объекта. Если вы именно такой специалист — не бросайте в меня камни! Потому что вы — исключение из правил и нет вам цены на строительном рынке.
Все остальные строители, с которыми мне неоднократно приходилось иметь дело — с первых минут чуют мою интеллигентность спинным мозгом. И наши отношения развиваются по стандартному сценарию, когда в течение многих недель простоя я выслушиваю уважительные причины и сочувственно киваю, как клиенту на консультации. Причем, это происходит полностью автоматически — я искренне считаю, что люди делают все возможное для решения проблемы (потому что я бы так делала!) и ночи не спят, придумывая как бы выполнить свои обязательства (я же волнуюсь, когда у меня происходят накладки и хочу, чтобы все решилось как можно лучше и быстрее!).
Как я уже сказала, такие мысли идут у меня фоном, потому что я не живу на своей стройке и у меня много других дел. Но в один прекрасный день я «просыпаюсь» и понимаю, что для решения проблемы прошли все мыслимые и немыслимые сроки, а мне опять позвонили и сказали «Ну, мы так стараемся!». И я понимаю, что дальше так продолжаться не может — пора снимать маску интеллигентной барышни и становится такой себе стервой, которую кроме нее самой мало кто волнует.
Скажу честно — это неприятная метаморфоза. Понимаю, что придется проявлять агрессию и напор для того, чтобы восстановить свои права. Даже от одной мысли о разговоре в ультимативной форме уже выделяется адреналин. Но что поделать, звоню. Вежливо и корректно объясняю, что если сегодня вопрос не будет решен, дальнейшую беседу подрядчик будет вести с юристом, называю сумму компенсации, которая меня устроит и предлагаю менеджеру связаться с руководством и уведомить меня сегодня же о благополучном решении проблемы.
Фух, кладу трубку, перевожу дыхание. Первая мысль: «Бедный менеджер, он же ни при чем». Это дает о себе знать свойство та часть моего организма, которая любит входить в положение. Приходится на нее цыкнуть и отправить в отпуск до решения вопроса о доставке стройматериалов.
Чтобы отвлечься, открываю книжку почитать. Попался Веллер «Слово и профессия». Не устаю удивляться, как быстро Вселенная дает ответы на наши вопросы! Лирическое отступление — в рассказе «Ворошилов, Жюль-Верн и космополитизм» нахожу чудесную аналогию. После смерти Сталина Ворошилов оказался на курировании культуры и должен был подписывать планы издания литературы на будущий год. И спросил директора Гослитиздата: «Какие книги ты там издаешь, товарищ? Есть ли приключения?» Директор покрылся потом от страха, потому как в плане приключений не было и близко, но смело ответил: «А как же, конечно есть!» Ворошилов задумался мечтательно: «А я вот в детстве, помню, любил Жюль-Верна… Издаешь его?»
К слову сказать, на тот момент Жюль-Верн не то, что не издавался в нашей стране, а даже его упоминание грозило различными мерами наказания. Но директор уловил благосклонную интонацию начальства и ответил: «Конечно, издаем! Избранное» Ворошилов одним махом подписал план, в котором значилось «издать избранное собрание сочинений в 12 томах». И попросил его себе в подарок — перечитывать.
Директор отправился домой в предынфарктном состоянии — потому как специалистов по Жюль-Верну в стране не было и быть не могло. Но передав приказ по цепочке вниз, таки нашли одного, некоего Брандиса, которого в срочном порядке доставили в Москву ни живым ни мертвым от страха (выяснилось, что в последние несколько лет он рассказывал в детском кружке о Жюль-Верне). Ему сообщили, что после обеда он должен предоставить содержание всех 12 томов, на что он слабо пытался возражать, что нужно как минимум месяц работы. Ладно, сказали ему, даем тебе три дня. «— Но это гигантский труд, я не могу… — пискнул Брандис. — А тебя, тля, никто не спрашивает, — ласково ответил директор».
Одним словом, в результате вышло шикарное собрание сочинений Жюль-Верна, какого никогда не издавалось нигде в мире.
А мне через час позвонили и сообщили, что проблема с доставкой решена, машина уже стала на загрузку. Три недели проволочек, во время которых я была милой девочкой и один час тупого напора — что называется, почувствуйте разницу. Согласитесь — имеется большой соблазн удариться в диктатуру и уверовать в нее, как в один из лучших способов коммуникации. Понятное дело, что в определенных ситуациях. Но, наверное, можно даже войти во вкус и начать испытывать удовольствие… или все же найти разумный баланс между этими крайними точками. Но то, что стоит уметь вести себя и так, и эдак — не вызывает никакого сомнения.
Яна Лан