Ей исполнилось двадцать, и более одинокого человека, вероятно, в целом мире не было. Прежде всего, потому, что не имела родителей. Когда Верочке исполнилось пять, папа и мама отравились грибами …
Тот день, когда она привычно прилопотила к ним в спальню и залезла под одеяло, будет помнить всю жизнь. Некоторое время, прижавшись к маминой спине, лежала молча. Ждала, что вот сейчас матушка вернется, откроет глаза и скажет сонным голосом: «Это что за карапуз пришел и сопит мне здесь?». Но проходили минуты — и ничего. И тогда Вира поняла: под одеялом … холодно! Нет тепла, что привычно струился от мамы. Мир вдруг треснул на тысячи щепок и, кажется, впился в нее всеми болезненными осколками.
… В детском доме она почти не разговаривала. Через космический холод одиночества не пробивались никакие, даже самые настойчивые попытки воспитателей. И вдруг неожиданное потепление: сердобольная воспитательница отыскала ее двоюродную тетю, которая жила у самого моря, в Алуште. Вера тогда перешла в восьмой класс …
Потому как одинокая тетя София забрала ее к себе, девочка начала неистово учиться. Нельзя, нельзя потерять теткиной любви! Надо доказать, что она не ошиблась, когда забрала Веру к себе!
Когда же школа осталась позади — тетя София повезла ее в Ялту поступать в институт. Тогда Вера вдруг стала красивой — копия покойной матери. Мужчины, не стесняясь, оглядывались ей вслед на улицах …
… Она возвращалась из Ялты в Алушту, когда на какой-то остановке в автобус вскочили две очень похожие внешне девушки и белокурый юноша с гитарой. Вера краем глаза посмотрела на громкую компанию и … вдруг ей не хватило воздуха. «Я тебя помню не из этой жизни. А сердцем », — вспомнились Вере где-то услышанные слова. Когда поняла, что нагло таращится на юношу, было поздно — он уже сел рядом. И всю дорогу молчал. Одна из девушек, похлопав его по плечу, позвала: «Коля!». Он вернулся и … начал отвечать жестами. Так вот в чем дело — этот юноша не слышит! Казалось, что компания уже собиралась выходить.
Коля снова повернулся к Вере — на его коленях лежали блокнот и карандаш. «Оставь мне свой адрес», — написал он. И Вера, которая до сих пор слыла холодной, неприступной девицей, вдруг начеркала адрес тети. Он встал … «Не уходи, — мысленно попросила Вера, — у тебя так тепло».
Вдруг одна из девушек, пропустив Николая и подругу, резко повернулась к Вере и процедила сквозь зубы: «Даже и не думай! Он — немой. А мы его сестры. Тебе такой не нужен! «. И вышла.
Вера вернулась домой растерянная. И, кажется, влюбленная.
… Николай пришел через неделю. И, как положено в таких случаях, — с цветами. Пригласила его войти. Он присел у стола, привычно вынул блокнот и карандаш. Написал: «Я немой. Но не от рождения. Когда было пять лет, у меня на глазах утонул отец. И тогда я замолчал. Потому все попытки раскрыть рот и что-то сказать заканчиваются ничем. Меня словно парализует изнутри. Понимаешь, когда тонул отец, я очень громко кричал. Врачи говорят, что со временем речь может восстановиться. Имею маму и двух сестер — Лизу и Машу. Хорошо рисую и хочу выучиться на художника …». Он писал долго — на листах мелкими буквами вырисовывалось целая жизнь. А в конце добавил: «… и хочу быть с тобой … хочу, чтобы ты стала моей женой. Хотя родные и уверены, что я никому не нужен. Знаешь, такое впечатление, что сердце узнало тебя еще раньше, чем я успел тебя разглядеть ».
… И закрутилось … Приходил каждый день. Если бы кто увидел их сбоку, то очень удивился. Она говорила, он писал. Или целовал ей руки. Или расчесывал водопад каштановых волос.
Однажды подоспели его родственники, как раз когда вдвоем с тетей были. Выследили-таки, куда Николай ходит. Обозвали ее и сказали, чтобы дала парню покой.
«Но ведь всем будет хорошо, если мы будем счастливы!» — Отбивалась тогда Вера. Наивная. У семьи в отношении Николая были другие планы. Парень так хорошо рисовал, что его работы уже покупали. А одна богатая ялтинская дама в годах обещала: если он останется жить в ее доме любовником и «придворным» художником в одном лице, заплатит солидные деньги семейке.
… Сбегала лето. И откуда же ей было знать, что Николая пригласили на обучение в мастерскую к одному известному художнику. После того как парень поехал, сестры напялили черное, пошли к тете Веры. «Николай погиб», — сообщили, как подарили.
… Мир опять превратился в опасную мозаику. Впрочем, Вере теперь было за кого бороться. Она ждала ребенка …
… Пять лет прошли как мгновение. Долго собирала себя воедино. А однажды решилась таки пойти к родным Николая. Дверь открыла мать: «Никто не покажет тебе могилы», — взвизгнула, когда Вера попросила рассказать, где же похоронен мужчину, которого любила больше всего.
Растерянная и обиженная, ушла с сыном на набережную. Море всегда успокаивало. Уселась на скамейку и долго смотрела на горизонт, пока Коля возился с машинками рядом. А тут глядь — нет ребенка. Какая-то старушка успокоила: «Побежал к художникам. Тоже захотел, чтобы портрет нарисовали за пять минут ». Через мгновение увидела родное личико — курносый носик и голубые глазки.
Взволнованная, она подошла. Художник, который рисовал портрет, резко обернулся. Кисточка выскользнула на камни … Молча встал. Обнял. Привычно родным жестом запустил пальцы в тяжелый узел волос. «А твоя тетя сказала, что ты утонула, — сказал вслух. Вслух! — И я заговорил. Нет, не так, сначала выл, как волк. Проклинал судьбу. Плакал по тебе … За слезами и голос прорезался. А этот мальчик? … Этот мальчик … »…
Он не договорил. Ибо она вдруг принялась его целовать: губы, шею, волосы … Потом. Затем наговоримся …