Ты мог с женщиной прожить хоть и сорок лет, но как только наступает та волна, когда она говорит, что идет от тебя, ты узнаешь о себе нечто такое, что и в голову не приходило. И это, между прочим, может быть некая абсолютная ерунда, полное ничто, пшик, который в любой другой момент мог бы вызвать только дикий хохот, но не тогда, не в тот момент, когда они тебе бросают это на прощание. И главное, что бросают! Такое, на что хочется только ошеломленно рассмеяться. Как? Так, собственно через нее.
От каждой барышни, с которой был близок, я узнавал о себе нечто новое. И именно тогда, когда мы расходились. Возможно, кто-то назовет это мазохизмом, но когда я хотел панночку покинуть, то никогда этого не говорил. Я вообще не мог слепить воедино таких слов, как «прости меня, я полюбил другую», или «Между нами все кончено. Давай разойдемся «. Я с удивлением выслушивал от некоторых из своих друзей рассказы о тех удивительных сценах, что они разыгрывали. Некоторые даже устраивал прощальный ужин, который заканчивалась опять же прощальными любовными ласками. О нет, это не для меня. Я делал проще. То есть проще для меня, а не для фрекен, потому что как раз ему все это было не просто. Я делал так, чтобы она меня бросила. Я начинал играть роль негодяя. Это непростая роль, если в душе ты все же не подлец. Но ты хочешь выйти сухим из воды, тебе не хочется переживать какие-то сцены выяснения отношений, может, даже заработать пощечину. Все, чего тебе хочется, — это чтобы фрекен послала тебя подальше, и что короче окажется эта фраза, тем лучше для тебя. Но на деле никогда не получалось коротко. Всегда это продолжалось долго. По вине девицы. Излишне говорить, что от пощечин и писка я так и не обезопасил. Наконец поняв, с каким негодяем она имела дело, панна взрывалась безудержным фонтаном обвинений, которые открывали для меня столь удивительные грани моего «я», что я не мог понять одного: а зачем же ты, голубушка, с таким уродом столько водилась?
И знаете что? Нет никакого смысла ставить разъяренной девице такой вопрос. Ответ всегда будет звучать так: «Я думала, что смогу сделать тебя лучше!».
… Не знаю, как кто, но когда я выслушиваю от любимой безосновательные обвинения, то в первую минуту чувствую обиду, тоску и отчаяние, а еще абсолютную беспомощность, поскольку не в состоянии ответить таким же впечатляющим фонтаном слов. Слова сыплются на меня так, будто швыряют их мне в лицо не по одному, а целыми горстями, они обжигают меня и ослепляют, забивают рот и перекрывают воздух. И если в первую минуту у меня еще проявлялись какие-то робкие попытки защититься, то уже в следующие я неожиданно для себя начинаю чувствовать на душе горький осадок ответственности, а через мгновение уже не могу доказывать, что я ни в чем не виноват. Начинает казаться, что обвинения совершенно справедливы и меня оскорбляют не зря. И вот я уже различаю в этих словах нотку снисхождения, конечно, мне оставляют маленькую форточку открытой, совсем маленькую, но я могу воспользоваться этим великодушием и влететь в нее, сложив руки смиренно на груди и говоря: «Прости! Прости !»…