Необыкновенная красота матери и африканское происхождение отца смешались в Марии Александровне в причудливо-прекрасный экзотический образ
Нередко в прессе и биографическо-литературных описаниях можно встретить такую версию, что Анну Каренину Лев Толстой «писал» со старшей дочери Александра Сергеевича Пушкина — Марии Александровны, и что она даже повторила судьбу Анны.
Так ли это на самом деле? И сегодня, в день рождения этой замечательной женщины, хотелось бы вспомнить о ней и проследить некоторые факты её биографии.
Из всех четверых детей великого поэта, старшей дочери — Марии Александровне была дарована самая долгая жизнь, и она после революции даже «застала» рождение нового государства, да ещё и «успела пожить» при советской власти, прожив до 1919 года.
…Когда в ночь с 18 на 19 мая 1832 года у четы Пушкиных родилась дочь Маша, то Александр Сергеевич, увидя ребёнка, восхищённо воскликнул, что это точь-в-точь «литография с его особы», и потом, в сообщениях и письмах друзьям и родственникам не переставал умиляться над этим фактом и хвастаться.
Но к «хвастовству» его примешивалась и немалая доля смущения. «… Жена моя имела неловкость разрешиться маленькой литографией с моей особы. Я в отчаянии, несмотря на всё моё самодовольство» — писал Пушкин княгине Вере Фёдоровне Вяземской.
Смущение и сомнения счастливого отца в данной ситуации можно понять, ведь великий поэт понимал, что был далеко не писаным красавцем. Невысокого роста, курчавый, толстогубый и подвижный — он был похож на обезьянку.
«…Гляди, гляди, как нехорош, точно обезьяна!» — сказала своим подругам знаменитая цыганка Таня, когда увидела его впервые (именно она потом спела Пушкину перед свадьбой песню «Кони разыгрались», от которой он заплакал). Очарование и необыкновенное обаяние Пушкина проявлялись лишь при более близком знакомстве, когда внутренняя красота его души, выйдя на первый план, затмевала уже все его внешние недостатки.
Потому-то, наверное, и сомневался Александр Сергеевич, думая — хорошо ли будет для девочки то, что она уродилась в него? Он называл её Машкой, Машенькой, Машей. Много упоминаний поэта о любимице Машке есть и в его дальнейших письмах. «Говорит ли Маша? Ходит ли? Что зубки?» «Что моя беззубая Пускина?» — спрашивал он жену Наталью Николаевну при переписке.
Будучи хрупкой и болезненной, девчушка росла, тем не менее, живой и задиристой. С братьями Сашей и Гришей она носилась и прыгала, играя в мяч, а могла и наподдать, если что, и даже оттаскать за вихры. Отца не стало, когда Машеньке исполнилось пять лет. Так и не увидел он, в кого преобразилась его копия-«литография». А нежный, маленький бутон раскрылся в необыкновенной красоты, экзотический цветок.
«Редкостная красота матери смешивалась в ней с экзотизмом отца, хотя черты ее лица, может быть, были несколько крупны для женщины» — писал о ней современник. Но не только внешностью девушки восхищались окружающие. Биограф Пушкина, Пётр Бартенев писал о Марии что, «выросши, она заняла красоты у своей красавицы матери, а от сходства с отцом сохранила тот искренний задушевный смех, о котором говорили, что он был у Пушкина также увлекателен, как его стихи».
Наталья Николаевна Пушкина
Задушевность, приветливость, остроумие и простота в общении, великолепное знание русского и французского языков переплетались у неё с аристократизмом и изысканностью манер. Ведь кроме того, что она была блестяще образованна, в «её арсенале обольщения» было и искусство непринуждённой беседы, и выдержка, и умение держать себя в обществе — качества, полученные ею при дворе.
С первыми выездами в свет после окончания ею курса домашнего образования, ей в 1852 году был высочайше пожалован титул фрейлины при государыне Марии Александровне, супруге Александра Второго.
На частых балах и приёмах, где блистала своей красотой Мария Александровна, на неё обращали внимание многие. Кавалеры искренне восхищались ею и мечтали быть ей представленными, но замуж она вышла, даже по тем меркам — поздновато.
… То ли её разборчивость была тому причиной, то ли небольшой размер приданого, но свадьба Мари состоялась лишь в 1861 году, когда ей исполнилось 28 лет. Супругом дочери поэта стал генерал-майор Леонид Гартунг (1832-1877), управляющий Императорскими конными заводами в Туле и Москве. Выбор Мари был одобрен матерью и обвенчавшись, молодые поселились в имении мужа, зажив ладно и счастливо. Вот тогда — в зените красоты и благополучия, увидел впервые эту яркую женщину Лев Толстой.
Это произошло на одном из губернских балов в Туле. Толстой явно заинтересовался ею и при первом же её появлении в бальной зале, спросил, кто эта женщина. Когда ему сказали, что это — дочь великого поэта, то он воскликнул восхищенно: «Да, теперь я понимаю, откуда у нее эти породистые завитки на затылке!».
Обратив внимание на волосы Марии Александровны, и отметив тот причудливо-прекрасный экзотический образ красивой, породистой женщины, в котором смешались африканское происхождение отца и необыкновенная красота матери, Толстой обратил внимание и на её особую стать – она смотрелась изящной и стройной даже при её, довольно полной фигуре.
Её прямая и гордая осанка, которую она усвоила ещё в детстве, обучаясь верховой езде (и сохранившаяся у неё до глубокой старости), была объектом восхищения окружающих, не говоря уже о её лёгкой походке. Именно эти черты опишет он потом у главной героини романа, не раз подчеркивая по ходу повествования, что Анне при её приятной полноте, была свойственна лёгкая походка.
Да, и руки! Красивые, быстрые, маленькие руки Карениной, «списанные» Толстым опять же с дочери Пушкина, просто невозможно не представить себе, читая произведение. …В тот вечер писатель и дочь поэта долго беседовали за чайным столом, делясь своими впечатлениями о литературе и искусстве. Он просил её рассказать об отце…
Необыкновенное обаяние Пушкина проявлялось лишь при более близком знакомстве
А позже, рассказывая о ней жене — Софье Андреевне, он восхищался тонкостью вкуса Марии Александровны, смелостью и оригинальностью её суждений, и выразил мнение, что сходство её с отцом было, скорее всего, не только внешним, но и внутренним.
И всё же образ не только Пушкиной-Гартунг послужил прототипом Анны Карениной, тем более, что в живом оригинале не было истеричности и экзальтированности, присущих «книжной героине». Были ещё и другие современницы Толстого, с кого он «дописывал эти черты». И под поезд Мария Александровна тоже не бросалась, хотя её дальнейшая жизнь сложилась не лучшим образом.
Дело в том, что муж её, глубоко порядочный и благородный человек, попал в тяжёлую ситуацию. Его оболгали и опутали интригами клеветники. Состоялся суд, в результате чего он застрелился. Сразу после смерти Леонида Гартунга выяснилось, что он был ни в чём не виновен.
Но Мария Александровна осталась и без мужа, и без средств к существованию. Тем не менее, эта стойкая женщина не сломалась и не впала в уныние. Не имея собственных детей, она подолгу жила у всех своих многочисленных родственников, занимаясь воспитанием племянников.
По воспоминаниям о ней впоследствии внуков её братьев и сестёр — «тётя Маша» всегда была в хорошем, ровном настроении, всегда остроумна и приветлива. Она любила ходить по грибы и плавать в пруду, не уступая по выносливости, даже молодым. Она прекрасно готовила — варила зелёные щи из крапивы и пекла куличи, стараясь быть, как можно более полезной для всех. Детей и молодёжь она обожала, а старушачьи сплетни не любила, доверяясь в минуты грусти только фортепиано.
Незадолго до своей смерти, она стала помногу времени проводить возле памятника Пушкину на Тверском бульваре. Каждый день, в любую погоду приходила она туда с букетиком цветов… Шёл 1918 год. В Москве стояли голод, холод и разруха… Все, кто только мог, бежали из опустошённого города на окраины или же сидели, притаившись, по домам, и только странная женщина, закутанная в чёрную вуаль, ходила и ходила изо дня в день, на свидания к памятнику…
Нужда и голод постепенно подтачивали и её силы. А феврале 1919 года она смертельно заболела и вскоре — седьмого марта, ушла из жизни. Может быть, ушла на вечное свидание дочери с отцом…
Марина Дудина-Гришко
