«Безумие» в культурантропологическом аспекте

«Безумие» — непременный атрибут истории человечества, а в наши дни оно является — культурным символом современности (В.Руднев, 2004), «излюбленным объектом изображения в искусстве» (А.Сосланд, 2005) и одним из обожаемых терминов гуманитариев. Профессионалы (т.е. специалисты непосредственно работающие с психопатологией) крайне неохотно используют расплывчатый и устаревший термин. Естественно, ими «безумие» воспринимается как беда, «зло» (А.Кемпинский,1998) и его носитель, вне зависимости от дарований, – как персона, нуждающаяся в помощи.

Однако, имеется и другое мнение, что «безумие» является привилегией и благом цивилизации. Предполагается, что психопатология, в частности, шизофреническое мышление и «отчуждение», столь созвучное и аутизму, и экзистенциализму, расширяет границы человеческого познания, представляет собой коллектор творчества, является первооткрывателем и двигателем прогресса (L.A.Sass,1992). С этой точки зрения «психически больной человек… нередко играл активную социальную роль» (А.Кемпинский,1998) и представлял определённую значимость для общества, т.к. они привносили «новые ценности», надолго опережающие обычную жизнь (П.Карпов,1926). Ж.Дюбюффе также выступал с апологией безумия: «Его воздействие на гениев человечества вовсе не кажется …чем-то нездоровым, — наоборот, оно животворно и желательно. …не складывается впечатления, будто наш мир переполнен безумием; напротив, нам его очень недостаёт». «Безумие», безусловно, пугает нас, но в различные периоды отношение к нему и «безумцам» претерпевало изменения. Временами его статус становится даже «модным» и «привлекательным», происходит «банализация безумия» (А.Сосланд,2005). Возникают занятные «ножницы»: некоторые случаи психических заболеваний, являясь проигрышем для человека – могут быть несомненным выигрышем для популяризации (В.Самохвалов,1998). Одни крайности сменяют другие:  Ч.Ломброзо (1882) считал, всех гениев помешанными, а украинский профессор психиатрии В.Самохвалов (1998) полагает наоборот: «безумцы» в конечном счете – гении, подсказывающие, что пока мы не можем понять или расшифровать. К основным сферам объективизации «безумия» относят: искусство, философия, мистика. Допустимо рассмотрение этого феномена и, в ряде случаев, близких ему по клинике состояний изменённого, либо — альтернативного сознания (ИСС), в широком культурно — историческом контексте и вне рамок психиатрии.

Первобытные творцы наскальных рисунков реализовывали самые разнообразные потребности, возможно и психопатологические. Магическое мышление помогало художнику  испытать удовольствие и страх, ощущая свою идентичность с духами нарисованных животных или почувствовать бесстрашие перед изображёнными поверженными тварями. Не подвергавшиеся сомнению соплеменниками паранормальные способности шаманов, колдунов, прорицателей, открывшиеся в экстатическом трансе, позволяли участникам ритуала в атмосфере сопричастности чуду, познать могущество безличных или персонифицированных творческих сил, слившихся с родовым бытиём – сознанием индивида. Мы не можем судить о реальности исключительно с позиций разума. Магические  ритуалы, под воздействием наркотических средств, инициировали медитативный диалог с духами (а впоследствии и с богами). Брутальное воображение порождало архетипические образы пра-культуры, художественной и арт-терапевтической практики. Попытки внесения изменений в мифоритуальную реальность карались, поскольку несли в себе угрозу прорыва цепи бытия, полагали открытый вызов, существующему порядку вещей.

В древности причины своих несчастий люди находили вне себя, создавая богов, которые либо мстили, либо вознаграждали в зависимости от своих прихотей. Предполагалось, что злой рок, управляющий поведением людей, заставлял их совершать ужасные поступки. Дару творчества приписывались демонические истоки. Рождались легенды о богоподобных музах, наигрывавших с высот Парнаса волшебные гимны творцам. Однако со временем толкования творчества, во всё возрастающей степени становились рационально — критическими. В древней Греции был сделан первый шаг научной диагностики «безумия» Гиппократом (460–377гг.до н.э.), например — описана меланхолия. В обосновании задачи личного творчества, под влиянием дионисийского ритуала жертвоприношения вновь актуализировались мифы о «божественном» родстве творчества и «безумия», позднее аргументированные в диалоге Платона (427-347гг.до н.э.) «Федр», и в процедуре дефинирования терминов «mania», «patos». Дионисийская стихия является  воплощением таинственного, интуитивного, спонтанного, бессознательного, необузданного, т.е. брутального начала. Аристотель (384-322 до н.э.) подмечал «меланхолический темперамент» у многих знаменитых поэтов, художников и великих мыслителей. Фантастические миры древних мифов и сказаний (А.Кемпинский,1998), медиумические способности и гадания оракулов (П.Карпов,1922) в определенной мере, возникали из  переживаний больных. Не только у них, но и у врачевателей рождались свои заблуждения: причина истерии усматривалась в перемещениях матки, проявления «священной болезни» — эпилепсии связывали с активностью фаз Луны… «Одержимость» ещё длительно сохраняла печать неразгаданной таинственности.    

В средневековье сумасбродство с религиозной санкции уже воспринималось скорее как наказание или моральный порок, недостойные нормативной культуры, и подлежало осуждению и изоляции (М.Фуко, 1961). На исходе эпохи, в XVII — XVIIIвв., складываются ритуалы исключения из сообщества не вписывающихся в установленные социальные роли девиантов — инициаторов новаций. «Повредившихся в уме» («неразумных») выгоняли из городов, запирали в исправительные работные дома или полу-тюремные приюты. При возросшем влиянии религии и  возрождении демонологии, всё активнее шёл процесс создания  изоляторов для одержимых дьяволом, нечистой силой. Фанатизм инквизиции порождал массовые процессы «сожжения ведьм», в т.ч. и больных с религиозными переживаниями. В славянской культуре в «безумии» также усматривали кару, указывающую на вину, удар судьбы, способность «накликать беду», принести порчу. Однако нередко представлялось, что «неразумные» — «богом наказанные», обладают и ниспосланным свыше наставлением, пророчеством, что порождало доброжелательное, уважительное отношение к ним. Термин «убогий» означал близость к Богу, преимущественную святость. И при монастырях Киевской Руси для слабоумных, странных, убогих и нищих открывались службы призрения – «странноприёмницы» (Ю.Александровский,1985).

Варианты «безумия» нередко ассимилировались религиозно — мистической практикой. Отказ от собственного разума  для «славы Божией» практиковался в христианстве, по рекомендации апостола Павла: «Мы безумны Христа ради…». В Древней Руси с ХI- ХIIвв. пышно расцветает особый тип мирской святости – юродство (слово «юродивый» созвучно с «уродом» — ущербным, больным). Парадоксальность подвига Христа ради юродивых заключалась в апелляции к «глупости». Они регулярно покушались на общественную мораль, совершали предосудительные непристойности, кощунствовали, неутомимо провоцируя в свой адрес негативные эмоции. Одновременно,  они молились о душах заблудших, призывая к покаянию (И.Ковалевский,1902). Экстравагантное, сознательно «отклоняющееся» поведение блаженного, напоминающее и библейского пророка и греческого киника,  вызывало и почтение (С.Иванов,1992). В «перфомансах» юродивых усматривается свыше ниспосланное наставление и многих из них православие канонизировало. Аскетическая подготовка к мистическому озарению предполагала редукционистскую процедуру сведения сознания до нулевого горизонта «дурака Бога», чтобы затем в освободившуюся пустоту вселилась Божественная благодать, вызывая у посвящённого состояние душевного ликования (Св.Тереза старшая). Об этом же свидетельствует опыт Франциска Ассизского, Мейстера Экхарта, Якоба Бёме и других великих мистиков разрабатывавших психотехнику достижения трансперсональных состояний (ИСС). 

Издавна известно благотворное воздействие «глупости» на постижение высшей истины. Оно подтверждалось архетипическми персонажами одинокого трагикомического шута, клоуна, шутника, ловкача-плута, простака… Эти носители «безумной мудрости» (В.Нискер,2000), появлялись в каждую эпоху, ставя под сомнение общепринятые убеждения. Русский фольклор породил христианско – языческий образ «Иванушки-дурачка», непритворно и вполне успешно «валяющего дурака» (С.Иванов,1992).

Эпоха романтизма, с конца XVIIIв., пришедшая на смену культу разума, предложила апологию художника, возвышающегося над действительностью в «государстве эстетической видимости» (Ф.Шиллер). Вновь оживляется миф о «сумасбродности гения», поддержанный высказываниями А.Шопенгаура о близости истинно художественной натуры к сумасшествию. Романтические либо снисходительные отсылки к «безумию», в эпоху позитивизма и прагматики, сменяются «диагностикой» по Ч.Ломброзо (1864), когда гениальность воспринималась как вариант «помешательства», «морального безумия». Врачи начинают изучать творчество больных преимущественно в клинико-диагностических целях (Б.Раш,1812; А.Тардье,1872; В.Броуни,1857; М.Симон,1876; Р.де Фурсак,1905; М.Режа,1907; А.Фэй,1912….), одновременно попадая под обаяние психопатологической экспрессии.

Во второй половине XIXв., при завершении формирования клинической психиатрии как самостоятельной дисциплины, «безумие», ранее считавшееся «извращением», представляется болезнью (М.Тевоз,1995). Термины «безумие», «помешательство», «сумасшествие» начинают растворяться в растущем психиатрическом лексиконе,  оставляя за собой лишь некое обобщающее определение собственно психоза или становясь синонимом шизофрении, термина введенного в 1911г. Е.Блейлером. С.Пельманом (1909) «узаконивается» группа пациентов т.н. «малой» психиатрии с «пограничными состояниями», что даёт повод к значительному расширению объектов психоаналитического интереса, т.н. «невротиков». Однако, прежде всего в связи с анализом шизофрении, а начале ХХ века в европейских клиниках углубляется исследование творчества душевнобольных. «Болезненность» искусства, как и воплощение в нём страдания — становятся предметом научного интереса, более того, предполагается, что шизофрения – «болезнь королей и поэтов». Одновременно издаются классические монографии В.Моргентхаллера (1921), Х.Принсхорна (1922), П.Карпова (1926) об эстетике  психопатологической экспрессии. Европейские психиатры независимо друг от друга, высказывают схожую мысль: болезни могут «вскрывать родники творческого процесса» (П.Карпов). Х.Принсхорн и П.Карпов корректно проводят сопоставления по формальному сходству психопатологической экспрессии с новаторским искусством художников — авангардистов.      

В своём анализе структуры психики З.Фрейд обращался к произведениям В.Шекспира, И.Гёте, Ф.Достоевского, Э.Гофмана. В истоках вдохновения  художников – гениев: Леонардо да Винчи (1910) и Микеланджело (1913), божественное вмешательство он заменял инстинктивным началом, при этом творчество отграничивается как от грубой патологии, так и от психического здоровья, представляясь вариантом невроза адаптации. Психоанализ предполагает, что сексуальная фрустрация является катализатором художественного таланта; творчество изживает и компенсирует страдания, конфликты, разочарования (Н.Дракулидис,1952 – цит. по Ж.Базену, 1995). Пациенты психоаналитиков занимаются рисованием, К.Юнг (1913) рассматривает данную потребность, сродни инстинкту самоутверждения. Психоанализ интегрирует медицинский подход с культурологическим. 

Многие религиозные и философские доктрины также усматривают в страдании позитивные силы. Каноны религии и науки сужают пространство инноваций «безумия», лишь гностические варианты религиозной практики и паранауки (астрология, алхимия, хиромантия, парапсихология…) предоставляют им приют. Благотворное влияние «безумия» отмечено, прежде всего, в культуре и искусстве модернизма: «современное» искусство чрезвычайно доброжелательно к «безумию». Французские сюрреалисты ещё в 20-30гг. восторгаются «искусством душевнобольных», достигших «идеальной свободы» самовыражения. Их точка зрения противоположна фашистскому «порядку», определившему модернизму и художественному примитиву низшее место на шкале культурных ценностей, сопоставив его с «вырожденческими, дегенеративными» «извращениями» душевнобольных (Р.Буксбаум,1997). Стремлению психиатров к научной корректности отдельные представители модернизма противопоставляли искреннее восхищение примитивом душевнобольных, «дикарей» и спиритов — медиумов. Сюрреалисты использовали  экспрессию больных как образец, провозглашали первенство всего иррационального, в т.ч. и психопатологического, как источника творчества. Андрэ Бретон экспериментировал с «автоматическим» рисованием стремясь уничтожить грань между искусством и психозом. Постепенно «безумие» становится обобщённой метафорой, акцентируя неординарность «безумства храбрых» (Н.Гончаренко,1991) и притягательность «сводящего с ума» «блаженства — удовольствия — праздности» (А.Сосланд, 2005), т.к. для обывателя экзальтированные варианты страдания (чаще мании) производят большее впечатление, чем состояния угнетения, подавленности. «Безумие» успешно прививается в искусстве: экстравагантные художники, С.Дали в частности, охотно стигматизируют себя «параноидальностью». Французский художник Жан Дюбюффе (первооткрыватель Ар-брют), коллекционируя работы душевнобольных, сам пытался подражать их творчеству. И сегодня, при поиске нового художественного языка, имитация «идиотии» становится «стратегией современного искусства» (жур. «Художественная Жизнь», 1999). 

В середине ХХв. эра психофармакологии одновременно «попритушила» не только «безумие», но и творческие способности. Побочные явления фармакологии породили «умственную… анестезию» и способствовали нивелировке уникального творчества (М.Тевоз,1995). В противовес этому эксперименты психоделического искусства, открывшие «чарующую странность» мира безумия (М.Тевоз,1995) и антипсихиатрические настроения способствовали легализации девиаций, содействовали смешению границы «нормы» в культуре постмодернизма. 

Близость творческого вдохновения, религиозно – мистического опыта с психопатологией подчеркивается и схожим описанием состояний: одержимости, возбуждения, исступления, озарения, экстаза, откровения, транса (Р.Хайкин,1992; В.Пашковский, И.Зислин,2005). Однако, лишь «отдельные состояния творческого экстаза…близки к психопатологическим» (Р.Хайкин,1992), аналогичны изменённому состоянию сознания. «Психопатологические» компоненты самого творческого процесса, отмеченные у вполне психически здоровых художников – т.н. «эвроактивные приступы (Г.В.Сегалин, цит.по А.П.Раушу, 1997). Психоз не создаёт таланта, лишь в ряде случаев, высвобождает его и «придаёт ему новое выражение» (А.Кемпинский,1998). В итоге хронический недуг истощает наработанное мастерство профессионалов, однако художники — самоучки с их «самоизобретенной» техникой и стилем, ещё длительно могут оставаться востребованными. Творческий акт — самопроизвольное выражение «здоровых» тенденций. Самобытное направление современного искусства обозначается терминами: art brut (фр.) «дикое, сырое, незрелое», не испытавшее забот культурного воздействия (Ж.Дюбюффе,1949) и — outsider art (англ.) «по-ту сторонняя» позиция от социо-культурных традиций и, возможно, психического здоровья (Р.Кардинал,1972). Здесь и снимается проблема «гениальности и безумия». Исследователей Искусства аутсайдеров интересуют не гении, а – т.н. художники-простаки, неучи, невежды, профаны, неразумные… 

В России в исследованиях явлений культуры, выходящих за рамки нормы, после работ П.Карпова, последовала вынужденная полувековая пауза. В СССР с его традиционно биологически ориентированной психиатрией и «модой» на стигматизацию инакомыслящих (и инакотворящих) – творчеству с печатью «безумия», чаще представляемому лишь «стенограммой» болезни, были посвящены лишь редкие публикации (Э.Вачнадзе,1972; С.Болдырева,1974; Э.Бабаян и др..1982; Р.Хайкин,1992 и др.). Арт-эксперты, придерживающиеся официальных границ «искусства», игнорировали данное творчество, как не имеющее художественной ценности. Культурная политика не допускала претензий непрофессионалов, исключая фольклор, на художественную значимость. Лишь оттепель 60-х годов позволила наивному искусству и авангарду претендовать на официальный статус. Деонтология длительно сдерживала интерес к судьбам современников, страх стигмы заставлял лишь анонимно представлять их творчество. Художественная литература  впервые нарушила табу, описав «Гения Вселенной» — художника С. Калмыкова (кстати, ранее практически так же величал себя и поэт В. Хлебников) в романе Ю.Домбровского (1975). В пост-перестроечное время организуются редкие выставки «творчества душевнобольных художников» (в целом, имеющих отдалённое отношение к Искусству аутсайдеров).

Факт проведения первого московского Международного фестиваля наивного искусства и творчества аутсайдеров «ФЕСТНАИВ-2004», свидетельствует о новом этапе происходящей интеграции маргинального творчества в пёструю палитру постмодернизма (К.Богемская,2001; А.Мигунов,2001). Практика признания ценности Аутсайдер арт, рождённого из недр «безумия», постоянно подчёркивается его исследователями и популяризаторами из Московского Музея творчества аутсайдеров и Арт-проекта ИНЫЕ. 

Постижение феномена «безумия», указывает на многоаспектность и деликатность проблематики, лежащей на стыке психопатологии, культурологии, искусствоведения, философии и других наук. Рассмотрение проблемы лишь с узко профессиональной, нередко субъективной точки зрения порождает эффект «перетягивания одеяла», когда получаются определённо значимые, но все же ограниченные результаты, подобие «лоскутков» клинических или искусствоведческих пристрастий. Целесообразно осуществлять его в условиях сотрудничества, диалога различных отраслей знаний, аналогично практике международной организации СИПЭ.

Литература

1. Александровский Ю.А. Глазами психиатра. — М., Советская Россия, 1968, 1985.

2. Бабаян Э.Я, Морозов Г.В., Морковкин В.М., Смулевич А.Б. Изобразительный язык  больных шизофренией. – Базель, Sandoz  LTD, 1982 –1984, -3 т.

3. Базен Ж. История истории искусства от Вазари до наших дней. — М., Культура,1995.

4. Богемская К.Г. Понять примитив. Самодеятельное, наивное и аутсайдерское искусство в ХХ веке. – СПб., Алетейя, 2001.

5. Болдырева С.А. Рисунки детей дошкольного возраста больных шизофренией. — М., Медицина, 1974.

6. Буксбаум Р. К истории вопроса о художественном творчестве душевнобольных // Из мира адново в другой. Искусство аутсайдеров: диалоги. – Киев, Сфера, 1997.

7. Вачнадзе Э.А. Некоторые особенности рисунка душевнобольных. – Тбилиси, 1972.

8. Гончаренко Н.В. Безумие или сверхразум, помешательство или одержимость? // Психология художественного творчества. — Минск, Харвест, 1999.

9. «Идиотия» как стратегия современного искусства // Художественный журнал, 1999, № 26/27.

10. Домбровский Ю. Факультет ненужных вещей. — М., МИД, Синергия,1995.
    Иванов С.А. Юродство как феномен религии и культуры // Синапс.- М., 1992, №2.

11. «Идиотия» как стратегия современного искусства // Художественный журнал. – М., 1999, № 26/27.

12. Карпов П.И. Творчество душевнобольных и его влияние на развитие науки, искусства и техники. — М., Ленинград, Главнаука, 1926.

13. Кемпинский А. Психология шизофрении. — СПб, Ювента, 1998.

14. Ковалевский И. Христа ради юродивые. — М., Союзбланкоиздат, 1992.

15. Ломброзо Ч. Гениальность и помешательство.- Симферополь, Реноме, 1998.

16. Нискер В. Безумная мудрость. — СПб, Питер, 2000.

17. Пашковский В.Э., Зислин И.М. Религиозно-мистические состояния как психиатрическая проблема // Социальная и клиническая психиатрия. — М., 2005, № 1,С.81-88.

18. Платон. Федон, Пир, Федр, Парменид (Ред. А.Ф.Лосев).  – М., Мысль, С.153-154.

19. Рауш А.П. Художник, власть и психиатрия // Остров. — СПб, 1997,  №3С.
    Руднев В. Словарь безумия. – М., Класс, 2005.

20. Самохвалов В.П. Психический мир будущего. — Симферополь, ИКФ КИТ, 1998.

21. Сегалин Г.В. Клинический архив гениальности и одаренности. — Свердловск. 1925-1930, — 5 т.

22. Сосланд А. Безумная любовь к безумию // Популярная психология. — М., 2005, №7, С.78-84.

23. Тевоз М. Ар-брют. — Женева, Skira Bookking, 1995.

24. Философия наивности (Ред. А.С.Мигунов). — М., МГУ, 2001.

25. Фрейд З. Леонардо да Винчи. Воспоминания детства. — М., Рудомино, 1991.

26. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. – СПб., Университетская книга, 1997.

27. Хайкин Р.Б. Художественное творчество глазами врача. — СПб, Наука, 1992.

28. Юнг К.Г. Архетип и символ. – М., Ренесанс, 1992.

29. Dubuffet J. L’Art Brut prefere aux arts culturels. — Paris, Rene Drouin, 1949.

30. Cardinal R. Outsider Art. — L., Studio Vista, 1972.

31. Jaspers K. Strindberg und van Gogh. — Leipzig, Ernst Bircher, 1922.

32. MacGregor J.M.  The Discovery of the Art of the Insane. — NJ, USA, Princeton University Press, 1989.

33. Morgenthaler W.  Adolf Wolfli Ein Geisteskranken als Kunstler. — Bern, 1921.

34. Prinzhorn H. Artistry of the Mentally Il. – N.-Y., 1972.

35. Reja M. L’Art Chez Les Fous (1907). – Nice, Z’editions, 1994. 

36. Sass L.A.Madness and Modernism: Insanity in the light of modern art, literature and thought. — N.-Y., 1992..

Источник

«Искусство аутсайдеров: путеводитель» / под ред. В.В. Гаврилова. — Ярославль, ИНЫЕ, 2005 — 104 с.

Сведения об авторах

Владимир Вячеславович ГАВРИЛОВ — вице-президент СИПЭ, куратор коллекции ИНЫЕ, ассистент кафедры психиатрии Ярославской государственной медицинской академии;

Андрей Вадимович АЗОВ — доктор философских наук, профессор кафедры культурологии и журналистики Ярославского государственного педагогического университета им. К.Д.Ушинского (ЯГПУ).

Статья предоставлена: ИНОВИДЕНИЕ — Выставка творчества душевно иных