«На двух чужих детей? Ты пойдешь смотреть этих чужих детей в чужом городе??? »- Мама задыхалась. Валентина смотрела на нее расширенными от ужаса глазами, но держалась изо всех сил. Отец давно уже покинул гостиную, громко хлопнув дверью собственного кабинета.
К ногам вовремя прибился котик Голубчик. Вот кто был единственным в доме существом, которому было глубоко наплевать, куда она, Валентина, собирается уходить и на какое именно количество детей. Ему хотелось ласки. И чтобы взяли на руки.
Впрочем, кто сказал, что и Валентине не хотелось того же? Но родители, к сожалению, уже не могли ей этого дать. А любимый, детей которого она шла смотреть, приобщив к дружному обществу еще и свою дочурку — тоже не мог этого сделать.
Его больше не было. Не было … было … о-о-о-о-о …
Сердце защемило натужно. В отчаянии. Дружно проснулись и зашевелились слезы. Иногда хотелось, чтобы где-то в том участке, что у сердца, были какие двери. Запасной выход. Вот, скажем, захотелось тебе порюмсать, отворачиваешься от всех, выпускаешь всех зверей, птиц и змей, замыкаешь на потайной ключик и снова порхаешь по миру веселой красочной бабочкой.
Она, Валентина, была той бабочкой, упавшей однажды на Андрия плечо. И загипнотизированно свернула крылья. Вот это человек! Ахнули внутри все пружинки, звякнули все струны. Бери, человек, играй! «Я женат!» — Сказал ей спокойно еще ДО первого их совместного звучания.
Она тогда обреченно стихла. Молча встала, даже едва заметно поклонилась (имела такую странную аристократическую привычку) и, собрав в узел рассыпанные по плечам от жарких поцелуев волосы, заторопилась прочь. Два года как была разведенна с Василием, и любые намеки, касавшиеся супружеских измен, рвали мозг. Поклялась себе, что НИКОГДА не станет на пороге ни одной семьи злым гением. Никогда … никогда … никогда …
Домой шла, словно ватный снеговик, трудно перебирала ногами, удивленно вглядывалась в толпу. Как, разве вы не видите, как мне плохо? Как дергаются во мне все ниточки? И как они болят? Дорогой купила стартовый пакет, чтобы изменить номер телефона. Весь вечер сосредоточено переписывала все номера и слала эсэмэски с нового номера, будто именно от этого занятия должна бы зависеть вся дальнейшая жизнь.
Его номер стерла. Чтобы и не обольщаться. А цифры возьми, и приснились ночью!
Наутро пошла на исповедь. Искренне раскаивалась в том, чего еще не осуществило тело. А сердце … ничего … мы его усмирим. Надо немножко, совсем немножко времени. Капельку …
Вечером Андрей позвонил на ее новый номер. Так, будто это была обычная вещь — найти вполне другую комбинацию цифр, еще и ввиду того, что их разделяло расстояние в более трехсот километров! «Как ты думаешь, что нам со всем этим делать?» — Спросил задушевным тоном философа. Все в ней того момента оборвалась. Но набралась-таки мужества и, ничего не сказав, положила трубку.
На следующее утро Валентина уже была в его городе. Дорогой, в телефонном режиме, слушала вычитку подруги о том, что она дура, каких в мире осталось мало, что ни один идиот при деньгах, хорошей жене и детях никогда не покинет гнездо ради призрачной разведенной идиотки, что любовь — приходит и топает прочь, а прочная семья остается у человека и в радости и в горе …. Валентина слушала внимательно. Сосредоточено даже. А потом, устав, ответила: «Не старайся. Потому что мне, во-первых, почему-то безразлично все, что ты мне тут говоришь. И так это знаю. А во-вторых, я не претендую на то, чтобы отбить его у семьи. Для такого поступка слишком люблю … »
А через несколько часов в чужом городе, на чужой улице стояла, обнявшись с чужим мужчиной. И думала, что когда выпадают женщине по жизни такие моменты, то уж зря женщиной зовется! Была полна тем бессмысленным и немного глуповатым женским счастьем. Тем самым, которого мужчинам не понять.
«Буду твоим запасным выходом, — прошептала в его волосы. — И да простит мне Господь … »Она сдержала слова — никогда и ничем не упрекнула его. Никогда не лезла в его семью. Поддерживала. Выслушивала. Шел год, второй, третий, а она, несмотря на все прогнозы психологов и карканье подруг, любила его так же крепко.
Однажды он позвонил. «Машенька серьезно больна, — сказал голосом, от которого у нее застыла кровь. — Я … больше не смогу ни встречаться с тобой, ни видеться ».
Валентина тогда едва успела положить трубку. Пулей выскочила из дома. Туда, к своему духовному отцу. Заказала все, которые могла, службы о здравии.
Взяла отпуск за свой счет, упаковала чемодан и уехала в чужой город. В чужую больницу. Ухаживать чужую жену, предварительно раздав несколько взяток в хосписе. Впрочем, она, Валентина, квалификрванная медсестра, попала туда на черновую работу. И ей было безразлично. Кто-то из его близкого окружения относительно отъезда, кажется, брякнул тогда: «Что, хочешь, чтобы место быстрее освободилось?». Она тогда твердой рукой вытерла номер «шутника». Навсегда.
Валентина умудрилась ни разу не попасть на глаза Андрею. Даже тогда, когда Марийка очень стремилась познакомить его со своим Ангела-хранителем Валентиной. Мама, позвонив, убийственно вынесла вердикт: «Ты делаешь это из чувства вины?»
«Ну и что? Да и какая, в конце, разница? »- Пожала плечами Валентина. Она и вправду не понимала всех этих людей, которые жалели. Весь этот мир!
… Когда Марии не стало, она вернулась в родной город. И никогда-никогда больше не звонила Андрею. Но однажды на порог ее квартиры ступила старшая его дочь Виолетта, красивая шестнадцатилетняя блондинка. «Папа очень вас ждет, — сказала. — Я вам мамы не прощу, но ради него … прошу … приезжайте … »
А накануне нового года Андрей разбился. Не стало больше для кого быть запасным выходом. «При-езжай, — через месяц после похорон заревела в трубку маленькая Александра, — бу-у-удь мне м-ма -а-амой! »
… Ну и как она, Валентина, могла отказать?