НЕБОЛЬШОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ:
Скоро Крещение. За окнами нынче – настоящая крещенская зима с хрустящим снегом, морозом — всё, как положено (при глобальном потеплении).
И, сознательно ли, подсознательно, но крутятся в голове строчки Жуковского «… раз в крещенский вечерок девушки гадали…» и вспоминается и то, как гадали мы с подружкой в ночь под Старый Новый год – две прелестные, юные семнадцатилетние девчушки…
… И ушедшие, дорогие люди вспоминаются, ведь на крещенской неделе, по народному поверью, разверзаются небеса, и миры – потусторонний и наш, мир людей – сближаются…
Вот и крутится у меня в голове вопрос: КАК ты там, Юрка?! Ведь это на него я гадала, это ОН оказался теперь за той чертой, отделивший его мир от нашего… И вылились мои думы «крещенские» в очередной рассказ о НЁМ, моём бывшем любимом.
ВОТ ОН — ЭТОТ РАССКАЗ:
«… если б не был я дурак…
Всё бы было легче – если был бы я с тобой
Всё бы было проще, если б был бы я живой…»
Небеса
Когда я писала свой рассказ «Письмо Татьяны», я не знала, что скоро тебя уже не будет:
«…Боже, какими мы
Были наивными,
Как же мы молоды были тогда…
И тогда она скажет ему: « А помнишь «Письмо Татьяны», переписанное печатными буквами? Ты получал его? Это ведь я написала! И это были мои собственные мысли и чувства, хоть и написанные словами Пушкина…
Ну помнишь, мы тогда учились в восьмом классе…
И он удивится, конечно… Они с грустью покивают, каждый о своём. Что ж, время ушло! »…
Когда я писала «Коварство и любовь», анализируя взахлёб свои чувства, я и не предполагала, что ещё немного, и тебя совсем не станет на Земле:
« … Когда на экраны кинотеатров вышел фильм Дзефирелли «Ромео и Джульетта», она шесть раз смотрела его и шесть раз умирала, давясь слезами…
Во всех, самых весёлых улыбках юных влюблённых она, задыхаясь от слёз, видела торжествующее лицо Рока и бледный лик Смерти. Это было страшно, непереносимо.
Тем более, что Джульеттой была она сама.
Да, да, она была Джульеттой. Она жила там, в узких каменных коридорах феодального замка, она бегала там, дурачась, наслаждаясь на бегу лёгкостью и упругостью своего шага, тяжестью алых шелков и бархата…
— Кто звал меня? – весёлой птичкой выглядывала она в одно из серых каменных окон, и спешила на зов кормилицы, на ходу приглаживая шёлк чёрных волос…
А сцена на балу у Капулетти, когда Ромео, подкравшись из-за каменной плиты, схватил Джульетту за руку, была одной из самих её любимых:
— Я ваших рук рукой коснулся грубой,
Чтоб смыть кощунство, я даю обет.
К угоднице спаломничают губы,
И зацелуют святотатства след.
… И она с замиранием сердца смотрела, как вчерашние беззаботные дети на экране целуются там, за каменной плитой, одержимые страстью:
— Вот с губ моих весь грех теперь и снят…
— Зато мои впервые им покрылись.
— Тогда отдайте мне его назад.
— Мой друг, где целоваться вы учились?
И они отдавали и возвращали друг другу свои поцелуи.
… Ей снова и снова хотелось попасть в ту душную знойную, ночную Верону, где она, кажется, уже жила когда-то, — ну да, она помнила эти шершавые, древние стены каменного балкона, на который Джульетта, нет, – она сама вышла в ночь. До неё явственно доносился одуряющий аромат колючих, одичавших роз внизу, под балконом, и запах оливковой рощи неподалёку.
— Что значит имя? Роза пахнет розой,
Хоть розой назови её, хоть нет —
Ромео под любым названьем был бы
Тем верхом совершенств, какой он есть.
Зовись иначе как-нибудь, Ромео,
И всю меня бери тогда взамен!
— О, по рукам! Теперь я твой избранник!
Я новое крещение приму,
Чтоб только называться по-другому.
… Да, это она была там, на балконе, на экране… это была её жизнь, её любовь. Но её Ромео даже не знал, что он Ромео, и «в миру» его звали просто Юркой…»
Так неужели же это правда – ТО, что случилось с тобой, мой Ромео??!! А я ничего не знала и не знаю до сих пор о том, как проходила и чем была заполнена ДО ЭТОГО твоя жизнь…
Была ли семья, дети?
И какой у тебя был адрес электронной почты…
А я живу в городе ЭН. У меня … да какая разница…
Ты мне уже ничего не ответишь ни на мою электронную почту, ни на мобильный…
А ведь я могла бы тебе написать, что у меня есть рассказ (и не один), посвящённый ТЕБЕ… (ты об этом и не знал, и уже не узнаешь… Хм, нет – а возможно, именно сейчас-то как раз и узнаешь…)
И ещё я писала о тебе в своём романе «Созвездие Рыб». Вот это место:
«…О, как хорошо Ирэна знала эту его привычку сидеть с остановившимся взглядом. Как часто на уроках, с болью в сердце наблюдала она за ним, нездешним, витающим в каких-то неведомых мирах.
Она сидела на задней парте, он – впереди, и она ловила каждое его движение, каждый взгляд, видела его постоянную отрешённость и задумчивость.
Она жила его мыслями, пыталась проникнуть в них, но видела там только роковую, чёрную бездну. Этот странный мальчик, каким он был тогда, заронил в её, и без того непростую, недетскую душу, зёрна неясного, смутного беспокойства, которое не покидало её и впоследствии.
Вот учительница задала задание, вот все наклонились над тетрадками, а он опять тоскливо взглянул в окно.
Ей с задней парты видно было, как блеснул в профиль его тёмный глаз. О чём он всё думает, что его гнетёт? Какие тайны мироздания он всё пытается постичь? Ирэна мучилась вместе с ним, следила за ним исподтишка и невольно сваливалась в какие-то тёмные таинственные волны и бездны, влекомая его волей.
А на переменах он храбрился и пытался изображать из себя обычного мальчишку, иногда даже говорил грубости и пошлости. А ей хотелось кричать— она видела, как чуждо ему всё вокруг, как он пытается предстать таким, как все, как он шутит с чужим, нездешним лицом и вдруг застынет, словно увидев перед собой что-то такое, чего не видит никто. Странный мальчик, загадочный мальчик. Он пытался быть грубым, а был до краёв переполнен нежностью мечты.
Ирэна сравнивала его с «Демоном» Врубеля. Она любила живопись и, когда в первый раз увидела картину «Демон сидящий», сразу отождествила его со своим загадочным любимым (ведь кроме всего прочего, было чисто внешнее сходство. Юрка был красив — вот почти такой же, как на картине).
Вот, откуда, наверное, явился он на Землю – из подземного царства, где вокруг – обломки чёрных скал, где разбросаны огромные валуны и куски горной породы, обожжённые в подземном горниле.
Где на базальтовых стенах играет отсвет адского пламени и пышет жар раскалённого озера, а на скалах расцветают каменные цветы из разноцветных, драгоценных кристаллов. Всё дико, первозданно, и стелется первозданный, чёрный дым, и горят красные огни в задумчивых глазах молодого Демона…
Вдруг, допив свой кофе и уже поднявшись из-за столика, человек взглянул на Ирэну. Он застал её врасплох: она смотрела на него, не отрываясь, и в глазах её было так много, что он застыл, как вкопанный.
— Ирэна? – проговорил он, наконец, удивлённо.
Как? Он узнал её? Этого она не ожидала. Даже собственный муж не узнал её, пройдя мимо… В чём же дело?
… Несмотря на грустные воспоминания, э тот человек не вызывал у неё прежних чувств. Он вырос из себя т о г о, в обычного взрослого человека, покорённого годами, подавленного, сломленного действительностью. Ей и не надо было расспрашивать его о чём-то. Она всё увидела в его лице, походке, манере держаться. Да, правда — нельзя дважды войти в одну и ту же реку.
… А он всё же был не дурак: кинув быстрый взгляд, он что-то понял и, бросив короткое «извините», стремительно вышел вон.
У неё защемило сердце: вот, он всегда был таким – слишком сообразительным, слишком быстро всё понимающим, и он никогда не навязывался, даже чересчур не навязывался, и поэтому всегда был одинок… Запоздалое сожаление и тяжёлая странная грусть, как в те давние годы, сдавили грудь…»
Да, Юрка, видно и правда — явился ты на Землю, из какого-то загадочного подземного царства, где вокруг – обломки чёрных скал, обожжённые в подземном горниле,
… и где дышит жар раскалённого озера, а на базальтовых стенах играют отсветы адского пламени и расцветают каменные цветы…
… И стелется первозданный, чёрный дым…
… и горят красные огни в задумчивых глазах сидящего молодого Демона… — в твоих глазах, Юрка …
Туда ты, видимо, и вернулся…
И, как бы подтверждая эти мысли, вдруг донеслись из комнаты моего юного сына слова какой-то новой, неизвестной мне ранее, песни:
«а знаешь, как мне в небесах,
ты видишь нас с тобой во снах,
ты любишь несколько кассет,
ты помнишь, что меня здесь нет.
Всё бы было лучше и как будто бы пустяк,
Всё бы было проще, если б не был я дурак,
всё бы было легче — был бы я сейчас с тобой,
всё бы было проще — был бы я сейчас живой…
Вот это да! Да это ведь о нас с тобой песня! Ах, если бы ты мне хоть какую-нибудь весточку прислал…
Напиши мне, а? Или пришли «эс-эмэску»?!
Или приснись…
Ты ведь уже не раз мне снился с того момента, как…
После того, как я узнала об этом…
Мы с братом тогда специально приехали на машине к твоему дому.
Когда я поднялась на ваш этаж и постучала, мне никто не открыл. Соседи (молодая пара) выглянули и сказали, что квартира продана другим, а Юра погиб…
Они дали мне телефон нашего одноклассника, от которого я, в общем-то, тоже ничего толком не узнала.
И вот тогда ты мне и приснился. Было очень хорошо и совсем не страшно. Мы с тобой сидели в низенькой землянке – там, где, видимо, ты сейчас «обитаешь»…
Мы сидели, тесно прижавшись друг к другу на земляной узкой и низкой скамейке… Ты положил руку мне на плечо, нам было хорошо… и мы почти без слов понимали друг друга…
О чём-то мы, вообще-то, говорили – совершенно незначительное, но главным было не это, а ТО, что нам было хорошо вдвоём… (как когда-то раньше…)
Потом ты решил показать мне окрестности, и мы пошли…
Вокруг были облетевшие голые, но ещё не покрытые снегом, кусты, деревья, какой-то редкий лес – наверное, была поздняя осень…
Что интересно – у тебя было небольшое собственное хозяйство: тощий-претощий чёрный поросёнок-подросток с длинной мордой и несколько чёрных куриц, с ожесточением разгребающих длинными тощими ногами перину опавшей, пожухлой листвы…
ТЫ, смеясь, показывал мне их: тебя, по всей вероятности, не очень заботило, сыты ли они, где и как находят себе пропитание, ночлег и пристанище…
Странные чёрные животные, странный голый лес и чёрная землянка…
Может быть, это было именно ТО МЕСТО, где ты обрёл свой покой навсегда?…
Странная песня, которую я услышала впервые ИМЕННО СЕГОДНЯ, СЕЙЧАС, когда решила наконец-то, написать о ТЕБЕ…, ТЕБЕ (хотя давно уже собиралась это сделать), зазвучала снова:
«… а помнишь, как любили мы
на звезды взгляды класть свои…
Я понял, как тебя любил,
я верил, но не сохранил.
Всё бы было лучше, и как будто бы пустяк,
всё бы было проще, если б не был я дурак,
всё бы было легче — был бы я сейчас с тобой,
всё бы было проще — был бы я сейчас живой.
… Однажды я к тебе вернусь,
бумажным змеем прилечу,
а может, в образе звезды,
узнаешь это только ты.
Да, Юрка, когда-нибудь мы, конечно же — встретимся с тобой…
А пока в образе звезды или бумажным змеем ты прилетай ко мне…
Я плачу сейчас и пишу…
Началась Крещенская неделя, а на Крещенье, говорят, небеса открываются, и миры становятся ближе…
Наши с тобой миры сейчас совсем рядом, и ты наверняка слышишь меня, читаешь мои мысли, читаешь мой рассказ о тебе.
… И у меня стало светлее и легче на душе, как будто камень с неё свалился, и как будто, мы поговорили с тобой!
О! А вот мобильник «дилинькнул» – сообщение пришло!
… Уж не от ТЕБЯ ли?!
Сейчас посмотрю…
Марина Дудина-Гришко
