Данный обзор соотносился с представлениями о том, что создание визуальных образов в арт-терапии является важным проявлением познавательной деятельности, позволяет пациенту установить контакт с ранними либо актуальными переживаниями («здесь-и-сейчас»), способствует более адекватному отреагированию сильных переживаний, и является средством коммуникации (специалист – пациент), и содействует прояснению переноса (D.Waller,1993). Первые попытки использования лечебного потенциала изобразительного творчества при психических заболеваниях использовались у пациентов, проявлявших склонность к рисованию. Пионеры арт-терапии – А.Хилл, Э.Адамсон, Ф.Рейтман, К.Дикс, И.Чампернон и др. – лишь создавали подходящие условия для творчества, стремясь не вторгаться в его процесс, чтобы не препятствовать проявлению связанных с ним исцеляющих эффектов.
В книге «Изобразительное искусство против болезни» (1945) А.Хилл пишет: «Побуждая больного человека выражать свои переживания в визуальной форме, можно «вылечить» его душевные, связанные с патологической интроспекцией раны. В других случаях это приводит к снижению тревоги и напряжения и формированию более оптимистического взгляда на мир. Благодаря созданию новых образов и целой серии художественных работ, человек… отвлекается от своих физических недостатков и концентрирует внимание на том, что помогает ему освободиться от страданий». Любопытно, что поначалу А.Хилл не придавал значения диагнозу и другим медицинским сведениям, и лишь постепенно стал знакомиться с историями болезни. В условиях студии он придавал большое значение индивидуальному характеру творчества и утверждению художником – пациентом собственного взгляда на мир, рассматриваемого как основной фактор, способствующий освобождению от власти толпы и безликости.
Подобного подхода придерживались и те, для кого творчество душевнобольных интересовало с художественной точки зрения и ассоциировалось с представлением о брутальном искусстве (Ж.Дюбюффе, М.Тевоз и др.). Так Д.МакГрегор (1989), цитируя Ж.Дюбюффе, утверждает, что арт-терапия, так же как психотропные препараты, лишает работы оригинальности. Это аргументируется фактом, что поздние произведения известнейшего художника – пациента Адольфа Вёльфли явно проигрывали его более ранним, якобы из-за того, что он испытывал на себе внешнее давление, в том числе и тех, кто всячески поддерживал его творчество.
Очевидно, что и те, кто, исходя из юнгианских представлений, верил в наличие «гомеостатических механизмов психики», и те, кто ценил «брутальность» и искренность психопатологической экспрессии, находились под влиянием маловерифицированных теоретических представлений или руководствовались собственными эстетическими предпочтениями. Многие придерживались «романтических» взглядов на природу и механизмы спонтанного творчества, связывая её с проявлением архаического, «дикого», иррационального начала. В соответствии с этой концепцией творчество душевнобольных и в настоящее время может представляться средством утверждения культурных альтернатив. Как пишет Р.Буксбаум (1997): «Сегодня искусство аутсайдеров… рассматривают в трех исторически обусловленных аспектах: парадигмы личности художника, парадигмы антиискусства и парадигмы творческого самовыражения. С точки зрения истории искусства, речь идет о парадигмах романтизма, модернизма и экспрессионизма. Именно в контексте этих культурно-исторических течений, искусство душевнобольных было открыто и получило известность. В настоящее время, пожалуй, лишь аутсайдеры воплощают во всей полноте идеалы своих первооткрывателей».
«Романтический» взгляд на творчество душевнобольных предполагает признание тесной связи психопатологии c творчеством, и предположения, что заболевание может устранять барьеры на пути проявления способностей. «Романтизм» некоторых арт-терапевтов, по мнению М.Эдвардза (1989), проявляется в вере в то, что активизация воображения и выход его образов в творчестве сами по себе могут приводить к исцеляющим эффектам. В сотворении мифа о «примитивном» или «брутальном» искусстве и их творцах: «архаичном» человеке или «дикаре», немалая роль принадлежала культурным антропологам конца XIX – начала XX века вроде Фрейзера, а также Фрейду и Юнгу. З.Фрейд в работе «Тотем и табу» (1955) пишет о том, что психический склад «дикаря» отражает одну из ранних стадий нашего развития и имеет определенное сходство с психической конституцией душевнобольного человека или невротика. Им свойственна так называемая магическая установка: они склонны удовлетворять свои желания посредством фантазий. Подмечены и определенные различия: если невротик скован в своих действиях, то «дикарь» свободно реализует свои бессознательные импульсы. Юнг в статье «О первобытном человеке» (1964) рассматривает его как отражение прошлого цивилизации, обладающим сходством с психическим складом ребенку (по общим дологическими формами мышления). «Первобытному человеку» характерна и склонность к проекции своих неосознаваемых психических процессов во внешний мир и импульсивность тенденций. Представление о творческой деятельности, начинает связываться либо с относительной незрелостью психики, либо «торможением» сознания, а также признанием потенциальной возможности самоисцеления посредством самостоятельного творчества.
Основываясь на юнгианских представлениях, британцы супруги Чампернон в 40-е годы XX века организовали Уитмидский центр – уникальную для своего времени частную клинику для психически больных. В нескольких зданиях центра были созданы различные студии для занятий изобразительным искусством, музыкой, гончарным делом и другими ремеслами. Организаторы стремились создать в центре особую атмосферу — альтернативную большинству психиатрических больниц. Введённая система «открытых дверей» представляла собой один из первых примеров «психотерапевтического сообщества», с демократичной организацией быта больных и возможностью их активного участия в жизни центра. Сообществу больных принадлежала немалая роль в создании благоприятной для процесса лечения атмосферы. Как отмечает Стивенс (1986), «Успех Уитмидского центра зависел не только от личного вклада Джилберта и Ирены Чампернон и таланта персонала…, но и от тех людей, которых им удалось привлечь в центр в качестве пациентов. Они представляли самые разные сословия и профессии, однако большинство пациентов были весьма развиты в культурном плане».
Вплоть до настоящего времени ценители психопатологической экспрессии опираются на представления об исцеляющих возможностях самостоятельного творчества: Д.Маклаган (1991), В.Мусгрэйв и Р.Кардинал (1979), Д.Шаверьен (1992) и Ш.МакНифф (1987,1992). В отличие от ранних апологетов брутального искусства Маклаган, например, не связывает брутальное искусство с «архаикой» и «первобытностью», рассматривая его как составную часть евро-американской цивилизации. В фокусе его интересов – творчество маргиналов и психически больных, объединённым понятием аутсайдерства. Для аутсайдеров характерны высокооригинальный изобразительный стиль, свобода от культурных и эстетических шаблонов, пренебрежение к коммерческой выгоде и положительной оценке общества. Они могут быть и непонятны для окружающих, художественный образ разрушается за счет использования орнамента, визуальных искажений и иных приемов. Своеобразный символизм аутсайдеров недоступен для истолкования, а изобразительный язык порой эклектичен и сбивает с толку. Творчество аутсайдеров связано со свободной игрой воображения и ничем не сдерживаемой эмоциональной экспрессией и не обязательно обусловлено преобладанием бессознательных процессов. Напротив, оно может предполагать определенную способность к саморефлексии, художественную изощренность и ироничность. В отличие от первых исследователей ар-брют, Маклаган рассматривает данное творчество в определенном социально-историческом контексте, где своеобразный художественный язык аутсайдеров — продукт определенной культурной среды. Они нередко парадоксальным образом соединяют в своих работах клише массового и академического искусства, приемы народного творчества, разнородные материалы, включая элементы предметной среды, что сближает их работы с произведениями постмодернистов. Те и другие стремятся внести «помехи» в восприятие своих работ. Установка на активную провокацию, характерное для постмодерна как и акционизм, не являются императивами аутсайдер-арта, но могут и встречаться. В аутсайдер — арт для Маклагана наиболее важным является неограниченная творческая свобода: фантазия, выплескиваясь за границы сознания, совершает важную работу по «деконструкции» доминирующих в западной культуре дискурсивных моделей и форм коммуникации, что и приводит к положительным социальным и терапевтическим результатам.
Ряд авторов, реанимируя представления об «архаичном» искусстве, пытаются представить их в качестве «нового слова» современной арт-терапии. С 70-х годов американский арт-терапевт Ш.МакНифф развивает идею «шаманского искусства». Это форма коллективной исцеляющей практики и спонтанного творческого акта, использующие комплекс экспрессивно-творческой деятельности (включая изобразительные средства, музыку, движение и танец, драматизацию). Он соглашается, что спонтанность не обязательно связана с бессознательным отреагированием, и признает, что деятельность шамана предполагает определенный навык и самодисциплину. Шаман, как правило, не имеет художественной подготовки и не создает арт — продукцию. Вместе с тем, он обладает глубоким знанием ритуалов и развитыми мифологическими представлениями, представляет лечебное действие разных веществ, особенности протекания болезней и, что особенно важно, шаман – это тот, кто сам пережил драматичный опыт болезни и хорошо знаком с так называемыми «мистическими переживаниями».
В работе Д.Шаверьен «Образ откровения» (1992) обосновываются некоторые архаичные практики и автор показывает, что нечто подобное может иметь место в арт-терапии. Отталкиваясь от философских представления Э.Кассирера, она заявляет, что символообразование в процессе фантазийной, творческой деятельности само по себе может обеспечивать исцеляющий эффект. Она ссылается на работу Фрейзера «Золотая ветвь», где выделяются две основные формы первобытной магии – гомеопатическая и контагиозная. Она утверждает, что магическое мышление при определенных обстоятельствах может быть свойственно всем людям и активно проявляется в условиях арт-терапевтической работы (например, при создании своеобразных знаков или «талисманов»), во многих случаях обусловливая положительные результаты. Создание таких художественных объектов связано с проявлением переноса на визуальный образ и проективной с ним идентификации. Шаверьен утверждает, что совершая определенные манипуляции, вплоть до их уничтожения этих образов (как в древних практиках жертноприношения), пациент способен пережить катарсический опыт и освободиться от патологического аффекта.
Среди активистов арт-терапевтического движения в 40-60 годы ХХ века было немало радикально мыслящих представителей западной интеллигенции, рассматривавших арт-терапию как инструмент социальных изменений, совершенствования и гуманизации существовавших подходов в области общественного здравоохранения и образования. Подобные инициативы были в определенной степени связаны с популярными в те годы идеями социальной демократии и широкомасштабными реформами по созданию общественного здравоохранения. В этом отношении весьма показательны высказывания А.Хилла и его современницы – М.Петри. А.Хилл, в частности, пишет: «Творчество в состоянии болезни и здоровья является новой характеристикой нации, которая, в конце концов, научится чтить художников в той же мере, в какой она научится порицать и высмеивать профессиональных убийц». Вовлечение широких слоев населения в занятия изобразительным творчеством в немалой степени было продиктовано и желанием положить конец «искусству для избранных». «Занимаемая эстетами, академиками и облеченными властью башня из слоновой кости» – писала Мери Петри (1946) – «должна быть взята штурмом армией наивных и неискушенных в искусстве людей». Политический пафос деятельности и публичных выступлений заключался однако не в осмеянии «высокого искусства» и создании его более упрощенного и доступного для «всеобщего потребления» варианта, а в том, чтобы вовлечь как можно больше простых граждан в процесс творчества. Подобные идеи разделяли в то время многие представители мира искусства, что еще больше усиливало «антиакадемическую», эгалитаристскую направленность деятельности арт-терапевтов.
О.Келли (1984) пишет следующее: «Несмотря на то, что художники местных сообществ далеко не всегда четко декларировали свои цели, они питали надежду на то, что им удастся побудить определенное общественное движение, направленное на завоевание равных возможностей для всех граждан, реализацию принципов социальной справедливости и общественного самоуправления…» Эти стремления имели явно «левый» оттенок и представлялись одной из форм «социального врачевания». Политический оттенок деятельности некоторых пионеров групповой арт-терапии хорошо подмечен Дианой Уоллер (1991), упоминающей, что «Хилл, Петри и их сподвижники развивали в то время свои инициативы в контексте пост-империалистической Великобритании и фактически впитали в себя превалирующую идеологию, связанную с «великой традицией» искусства, которую они привносили в свою арт-терапевтическую практику».
Одна из родоначальниц арт-терапии в США Эдит Крамер, констатируя присущую многим детям внутреннюю пустоту, связывает ее с патогенными общественными влияниями (1986). Идя на поводу у рекламы и маркетингового манипулирования и переживая опустошенность и взаимное отчуждение, люди становятся пассивными потребителями образов, вместо того, чтобы создавать свои собственные. Обсуждая влияние неомарксизма, в частности, работ Джорджа Лукаса на часть арт-терапевтов США, Эбби Келиш (2002) указывает роль марксистской критики в выявлении технологической «одномерности» капитализма (когда отчуждение становится результатом мистификации фетишистской природы потребления), мотивируя социальную активность населения на повышение уровня общественного сознания и трансформацию сверхструктур искусства, религии, науки и языка. Феминистский подход (учитывая, что в арт-терапии доминируют женщины) по мнению С.Хоган (2001), Э.Келлиш (2002) также можно рассматривать как одну из форм социальной активности, направленной на изменение общественного сознания и системы отношений.
«Радикальный» характер арт-терапии (С.Скейфи, 2001) и ее использование в качестве альтернативы биологическим и поведенческим подходам терапии наиболее ярко проявились на волне «антипсихиатрического движения» и в период акций социального протеста 60-х годов. В настоящее время отношения арт-терапии с более традиционными подходами к лечению характеризуется не столь антагонизмом, сколько «комплиментарностью». Обсуждая проблемы интеграции арт-терапии в систему реабилитации психически больных, Т.Молой (1984,1997) отмечает, что в этой системе акцент, как правило и делается на достижении больными определенного уровня социальной адаптации. Применяемая при этом система поощрения и наказания, позволяющая регулировать поведение больного, расходится с установкой арт-терапии на признание ценности внутреннего мира душевнобольного и его потребностей, независимо от его социальных достижений.
Литература
-
Буксбаум Р. К истории вопроса о художественном творчестве душевнобольных // Из мира аднаво в другой.- Киев: Сфера 1997.
-
Келиш Э. В поисках смысла визуальных образов // Исцеляющее искусство, 2002; 5: 2.
-
Маклаган Д. Образ в арт-терапии: от символа к эстетическим качествам // Арт-терапия: хрестоматия. — СПб: Питер 2001.
-
Скейфи С. Диалектика арт-терапии // Арт-терапия: хрестоматия. — СПб: Питер, 2001.
-
Хоган С. Проблемы идентичности // Арт-терапия: хрестоматия. — СПб: Питер, 2001.
-
Adamson E. Art as Healing. L.: Coventure, 1984.
-
British Association of Art Therapists. Artists and Art Therapists: A Brief Descriptions of Their Roles within Hospitals, Clinics, Special Schools and in the Community. L.: BAAT1989.
-
British Association of Art Therapists. Code of Ethics and Principles of Professional Practice for Art Therapists. L.: BAAT 1994.
-
Champernowne I. Art Therapy at the Withymead Centre. American Bulletin of Art Therapy,1963, Spring.
-
Dalley T. An Introduction to the Use of Art as a Therapeutic Technique. Art as Therapy. – L.: Tavistock, 1984.
-
Edwards M. Art, Therapy and Romanticism // Pictures at the Exhibition. – L.: Tavistock, 1989.
-
Freud S. Totem and Taboo. Vol XIII Standard Edition of Complete Works. L.: Hogarth Press, 1955.
-
Hill, A. Art Versus Illness.- L.: Allen & Unwin, 1945.
-
Jung C. Archaic Man. Vol X Collected Works.- L.: Routledge and Kegan Paul, 1964.
-
Kelly O. Community, Art and the State: Storming the Citadels.- L.: Comedia, 1984.
-
Kramer E. The Art Therapist’s Third Hand: Reflections on Art Therapy and Society at Large //The American Journal of Art Therapy, 1986; 24: p.71-86.
-
Maclagan D. Outsiders or Insiders? The Myth of Primitivism – Perspectives on Art. – L.: Routledge, 1991.
-
MacGregor, J.M. The Discovery of the Art of the Insane, NJ, Princeton University Press, 1989.
-
McNiff S. From Shamanism to Art Therapy // Arts Psychotherapy; 6: 155-161, 1979.
-
McNiff, S. Art as Medicine.- L.: Schambhala, 1992.
-
Moloy T. Art Therapy and Psychiatric Rehabilitation: Harmonious Partnership or Philosophical Collision? Inscape, 1984; August: 2-10.
-
Moloy T. Psychotherapy and Psychiatric Rehabilitation. Arts Psychotherapy and Psyhosis. – L.: Routledge, 1997.
-
Musgrove V. and Cardinal R. Outsiders: An Art without Precedent or Tradition // Catalogue: Arts Council of Great Britain, 1979.
-
Petrie M. Art and Regeneration. -L.: Elek, 1946.
-
Schaverien J. The Revealing Image – Analytical Art Psychotherapy in Theory and Practice.- L.: Routledge, 1992.
-
Stevens A. The Withymead Centre // A Jungian Community for the Healing Arts. –L.: Coventure, 1986.
-
Waller D. Becoming a Profession: The History of Art Therapy in Britain.- L.: Routledge, 1991.
-
Waller D. Group Interactive Art Therapy //. Its Use in Training and Treatment. L.: Routledge, 1993.
Александр Иванович КОПЫТИН – кандидат медицинских наук, доцент кафедры психотерапии Санкт-Петербургской Государственной медицинской Академии им. И.И.Мечникова, председатель РОО «Арт-терапевтическая ассоциация» и редактор журнала «Исцеляющее искусство», Санкт Петербург.
Источник — «Искусство аутсайдеров: путеводитель» / под ред. В.В. Гаврилова. — Ярославль, ИНЫЕ, 2005 — 104 с.
Статья предоставлена: ИНОВИДЕНИЕ — Выставка творчества душевно иных